В многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений. Поэтому и теоретическое естествознание, если оно хочет проследить историю возникновения и развития своих теперешних общих положений, вынуждено возвращаться к грекам. И понимание этого все более и более прокладывает себе дорогу. Все более редкими становятся те естествоиспытатели, которые, сами оперируя обрывками греческой философии, как вечными истинами, смотрят на греков свысока. Было бы только желательно, чтобы это понимание углубилось и привело к действительному ознакомлению с греческой философией.
Единственным приобретением египтян в деле геометризации живописи была их ярусная композиция. Весьма скромные математические и физические познания обитателей долины Нила обеспечить большее были не в состоянии. В древнем мире такая задача оказалась по плечу только грекам, у которых математика достигла несравненно более высокой степени развития. Здесь ее считали одной из наидостойнейших меж всеми науками. Философ Платон, живший в V—IV веках до н. э., возможно и не подозревал, что его лозунг: «Пусть не входит сюда никто из тех, кто не знаком с геометрией!», написанный на дверях ведомой им академии в древних Афинах, так часто будет цитироваться и более поздними авторами. Одно предложение, но оно как нельзя более точно выражает отношение древних греков к математике, имевшей в основном геометрическую форму, и к ее изучению.
Деятельность самого Платона в области геометрии заключалась преимущественно лишь в пропаганде геометрических знаний. Но кому не известны имена Евклида, Архимеда, Аполлония, Герона, Паппа и многих других, чьи изыскания вознесли геометрию на такую высоту, которая приводила в восхищение и изумление самого Исаака Ньютона, жившего более чем полтора-два тысячелетия спустя после того, как жили упомянутые геометры.
И все же, как замечал Марк Твен, знания, которыми не располагали древние, были весьма обширны. Греки были знакомы с закономерностями построения рисунка в живописи, но, как увидим позднее, это знакомство было еще очень далеко от того, чтобы его можно было считать сколь-нибудь полным, хотя именно в Греции родились те первые ростки одухотворенного миропонимания, которые привели к подлинному расцвету искусства Возрождения, где живописи отводилось одно из первых мест.
Когда позднейшие критики искусства поставили перед собой задачу исследовать истоки теории живописи, некоторые из них обратили внимание на одно место в гомеровой «Илиаде». В XVIII песне приводится описание щита одного из самых могучих героев Троянской войны — Ахилла. Согласно описанию Гомера, щит Ахилла, после того, как был сработан богом-кузнецом Гефестом, «им же был изящно украшен». Известный немецкий писатель и драматург Г. Э. Лессинг, автор целого трактата о живописи и поэзии под названием «Лаокоон» («Лаокоон» — это и название выдающегося скульптурного произведения), говорил, что на щите Ахилла, как свидетельствовал Гомер, было изображено десять сюжетов, повествование о каждом из которых поэт начинал то словами «Там представил он землю, представил и небо и море…», то «Там же два града представил он ясноречивых народов…», то «Сделал на нем и широкое поле, тучную пашню…» и т. д. Всего щиту Ахилла Гомер посвятил более ста своих превосходных стихотворных строк, описывающих многочисленные, будто бы изображенные на нем предметы. Нетрудно отсюда сделать вывод о том, что древним художникам уже во времена Гомера, т. е. в VII — VI веках до н. э., были известны некоторые геометрические приемы передачи глубины пространства, в частности, вероятно, за счет уменьшения размеров предметов по мере удаления вглубь изображаемой части пространства. Тем не менее материальными подтверждениями такого вывода мы не располагаем, поскольку к нашему времени почти ничего не дошло из наследия древнейших греческих художников. Примечательно, что Гомер нигде, ни в «Илиаде», ни в «Одиссее», не упоминал о живописи как таковой (украшения щита Ахилла могли быть только либо отлитыми, либо чеканными), хотя о других изобразительных искусствах речь у него заходила неоднократно.
Достойное место отведено у Гомера и описанию различных архитектурных сооружений — храмов и дворцов. И ни слова о живописи! В чем же дело? Не в том ли, что великий поэт прославлял действительно достойное прославления, а живопись, по выражению того же Лессинга, еще находилась в колыбели?
Но вот наступила пора рождения театра. Трагедия и комедия явились одним из многих чудес, подаренных греками человеческой цивилизации. При постановке театральных представлений еще со времен античности используются рисованные декорации. Честь изобретения этого важного средства повышения выразительности театрального представления Аристотель приписывал самому сочинителю трагедий — Софоклу. А вот римский архитектор Витрувий считал, что первым в этом деле был художник Агафарх. Вот какое важное для нас свидетельство содержится в фундаментальном труде Витрувия Десять книг об архитектуре: «Впервые в Афинах в то время, когда Эсхил ставил трагедию, Агафарх устроил сцену и оставил ее описание.
Побуждаемые этим, Демокрит и Анаксагор написали по тому же вопросу, каким образом по установлению в определенном месте центра сведенные к нему линии должны естественно соответствовать взору глаз и распространению лучей, чтобы определенные образы от определенной вещи создавали на театральной декорации вид зданий и чтобы то, что изображено на прямых и плоских фасадах, казалось бы одно уходящим, другое — выступающим». Кто был первым, сам ли Эсхил или Агафарх (деятельность обоих приходится на V век до н. э.),— особого значения для нас сейчас не имеет. Важно то, что греческие художники, по крайней мере декораторы, к середине V века до н. э. уже сделали первую попытку геометризации живописи, применяя для этой цели, как видно из цитаты, понятие точки схода.